«ПРИНЦИП ПОНЯТНОСТИ МИРА»: ЗАПЯТАЯ
Принцип понятности мира… чтобы мы могли понимать мир, в нем должны выполняться предпосылки самого существования человека, понимающего этот мир… Предполагается …сращение человека с миром; что мир сам содержит в себе предпосылки существования такого существа…
М. Мамардашвили
…Человек постольку Человек, поскольку создает Мир, а Мир – именно то качество бытия, которое преобразовано и создано Человеком…
C.JI. Рубинштейн
В работе «Творчество жизни. Путь к себе» (Соколов, 2009) мы рассмотрели случай молодой женщины и высказали несколько теоретических предположений о характере психологических проблем, которые явились причиной ее обращения в терапию. Одной из таких причин, как нам представляется, был конфликт представления личности о себе и ее актуального восприятия себя в ситуации определенных отношений, в ее случае близких, интимных отношений. Молодая женщина легко устанавливала коммуникации с культурой на уровне «высоких абстракций» социальной жизни, производя на окружающих впечатление успешного, коммуникабельного человека. В то же время, вступая в близкие отношения, пациентка переживала ощущение пустоты, потерю смыслов в жизни, нарастающую тревогу и беспокойство. И тогда для сохранения привычного восприятия себя и сформировавшегося уклада жизни она разрушала эти близкие отношения, что в итоге и привело ее в терапию.
Данный случай является хорошей иллюстрацией важности установления человеком полноты отношений с окружающим миром. Взаимодействие человека и мира, человека и культуры представляет сложную многофакторную динамическую систему, которая формируется с момента рождения и дальше складывается на протяжении всей жизни. В то же время конкретные проявления этого дисбаланса могут быть совершенно неожиданными и даже ничтожными в сравнении наблюдаемыми нарушениями и расстройствами. Приведу несколько маленьких наблюдений.
Проводя супервизию случая, описание которого мне было прислано по электронной почте, я обратил внимание на одну грамматическую особенность текста. Описывая ход терапевтических процедур, мой коллега ставил запятую между подлежащим и сказуемым. Подобная «личная» интерпретация грамматических правил проявлялась лишь тогда, когда он описывал свои интервенции в терапии или свои действия в отношениях с пациентом от первого лица.
Второй эпизод. Пациентка принесла мне прочитать свои эссе автобиографического характера. Текст характеризовала та же особенность – когда изложение касалось ее социальной деятельности, ее активных проявлений в социуме, ситуаций принятия тех или иных важных для нее решений – подлежащее (как правило, местоимение «я») и сказуемое разделяла все та же «незаконная» запятая.
Третий пример, на первый взгляд, не имеет отношения к первым двум. Для изложения наиболее эмоционально значимых для себя тем, отражающих настоящую или прошлую жизнь, пациент избегает употребления местоимения «я» и переходит на рассказ от имени какого-то ассоциируемого с собой героя. Только так, в своеобразных «ролевых играх» он может реализовывать свои внутренние потребности. Он как бы разделяет, отграничивает действительность и свой внутренний мир, ставит между ними своеобразную запятую.
Попробуем разобраться, что объединяет эти случаи, есть ли глубинные основы этих проявлений.
Подлежащее – один из двух главных членов элементарного предложения. Для обозначения этого члена предложения часто используется термин «субъект» (буквальный перевод с латинского). О подлежащем-субъекте можно говорить в психологическом аспекте как о мысли или ряде мыслей и желаний, которые появляются в сознании говорящего первыми. Сказуемое с психологической точки зрения может рассматриваться как то, что затем присоединяется к мысли-подлежащему. На второе место подлежащее может быть поставлено в том случае, когда под влиянием сильной эмоции оно оттесняется мыслью-сказуемым как более новой и более важной, чем мысль-подлежащее.
Подлежащее – это самосознание, это символизация представления о себе, результат обобщенного представления о себе, основанного на пережитом опыте. Это относительно знакомый говорящему компонент. Говорящий вкладывает в подлежащее все то, что слушатель, как он знает, считает известным. В то же время сказуемое вводит нечто совсем новое, присоединяя то новое, что должно быть сообщено в предложении (Есперенс, 1995). Психологическое сказуемое – самое важное в предложении, оно является целью сообщения и поэтому произносится с наибольшим ударением. Именно сказуемое рождает событие.
Психологический смысл этих элементов языка – подлежащего и сказуемого – отражает два взаимообусловленных процесса, отражение внутреннего мира субъекта (подлежащее) и, через действие, придание ему формы в виде символических рядов, заданных данной культурой, внесение содержания «Я» во внешний мир. Образно выражаясь, именно «психологическая грамматика» маркирует этапы процесса трансформации субъекта в личность, моменты соотнесения онтогенетически сформировавшегося представления личности о себе, отражающего как осознаваемые ее части, так и бессознательный его пласт и обобщенное восприятие себя, меняющегося «здесь и сейчас» в момент действия, в момент появления сказуемого.
В приведенных примерах реальная или подразумеваемая запятая между субъектом и миром – это неспособность первого принять неизвестность, оказаться в ситуации, требующей творческой ее переработки, что свидетельствует о ригидности самосознания и представления о себе, изолированности истинной и ложной самости в терминологии Д. Винникотта (Винникотт, 2006). Отмеченное расщепление – это конфликт системы внутреннего мира человека (его представлений о себе, его самосознания), выдающий генетически обусловленную неспособность символизировать этот «мир», трансформировать его в формы приемлемые для культуры, в которой человек существует.
«Представление о себе» начинает складываться с младенческого возраста из отдельных переживаний, которые, накапливаясь, формируют более определенные группы образов, которые, в свою очередь, образуют самосознание (Lichtenberg, 1979). Это представление о себе формируется первоначально из телесных ощущений–переживаний, когда переживания могут быть выражены в символах–словах. Так, самосознание не ограничивается областью сознания, но простирается и в область предсознания и бессознательного (Ibid.). Эти два пласта представления о себе, два пласта самосознания, два пласта «Я» человека, на стадии интерсубъективной соотнесенности (Соколов, 2009) образуют целостность в ощущении своего «Я». Если в этот период, с 8 до 15 месяцев по Д. Штерну, не происходит «наведение мостиков» между вербальной формой коммуникации с миром и периодом ее довербальных форм, тогда часть уже сформированного представления о себе, главным образом основанного на переживаниях, символизированных за пределами языка, остаются изолированными (Там же). Такое расщепление в дальнейшем развитии приводит к переживанию пустоты, которая ощущается либо «внутри» – «я пустой», либо снаружи, как неукорененность во внешнем мире. Как отражение именно такой ситуации появляется запятая, разделяющая подлежащее и сказуемое.
Д. Винникотт определяет безумие как «невозможность найти того, кто бы нас выносил…» (Цит. по: Мамардашвили, 1996. С. 131). Человек неспособен разделить в пространстве культуры свою субъективность в силу того, что у него не было такого опыта в прошлом, а следовательно, он не смог сформировать индивидуальные символические системы, переходное пространство (Винникотт, 2000), через которое этот процесс мог бы стать возможным, запятая отражает факт того, что что-то не случилось, когда это было необходимо.
Если этого не происходит, то мы имеем «расстройства личности», обусловленные расщеплением истинной и ложной самости, в терминологии Д. Винникотта, и как результат – формирование защитных стратегий, патологических компромиссных образований, описываемых как симптомы. Чаще всего, это отражается в сложностях устанавливать близкие отношения и самореализации себя в заданной культуре.
Когда мы рассуждаем о расстройстве личности, то, осознано или нет, подразумеваем некий эквивалент здоровья, в сравнении с которым определяем отклонения. Рассуждая о психическом здоровье, Д. Винникотт определяет его как способность творить, брать на себя ответственность за совершенные ошибки и ощущать неразрывную связь своего собственного тела с психикой. Для нас представляется особенно важным, что психическое здоровье это не отсутствие болезни, и его нельзя оценивать без учета социальной среды, социального статуса человека, его соотнесенности с внешним миром, определяющим его представление о себе и самосознание.
Соотнесенность предполагает нахождение символов для придания формы внутренним переживаниям, их создание и затем обретение в культуре, что и есть процесс творчества, творчества как создания того, чего не было (Кафка, 2008. С. 99 – 102). Но знаковый ряд нам задан культурой, почему Д. Винникотт говорит о создании того, чего не было?
«Любая содержательность символа выступает как совершенно пустая оболочка, внутри которой конституируется и структурируется только одно содержание, которое мы называем «содержанием сознания»» (Немировский, 2010. С. 73). На наш взгляд, здесь М. Мамардашвили говорит о результате процесса творчества, описанного Д. Винникоттом и происходящего поэтапно в процессе реализации различных форм соотнесенности, концептуализированных Д. Штерном. Этот процесс, который начинается с рождения и продолжается всю жизнь, формирует представление о себе, самосознание и обеспечивает неразрывное единство человека и культуры. Наиболее ранние формы самосознания складываются из телесных ощущений (Lichtenberg, 1979) в соотнесенности с другим. В результате этой наиболее ранней соотнесенности пустота символов культуры наполняется телесностью младенца, формируя трансцендентность нашего бытия. С появлением более сложных форм соотнесенности символизированные телесные ощущения становятся фундаментом развития более сложных символических систем. С развитием и поэтапным усложнением соотнесенности субъекта с миром появляется язык. Элементы языка, символы, как и другие символы, также являются «пустой оболочкой», которая, наполняясь содержанием внутреннего мира субъекта, превращает язык в речь. Можно сказать, что с развитием происходит рост степени удаленности тела от телесности, вынесенной в культуру, образуя различного уровня абстракции, а следовательно, разнообразие «реальностей», в которых мы существуем. «Психологическая «реальность», которую мы воспринимаем и в которой существуем «здесь и сейчас», зависит от нашего уровня абстрагирования в данный момент.., именно паттерны организации, абстракции – являются единицами построения нашей реальности.., а успешность коммуникации с другим зависит от степени совпадения уровней абстракции, доступных субъекту и объекту» (Кафка, 2008. С. 61 – 62).
Наше представление о себе, наше самосознание складывается как «матрешка» на каждом из этапов различных форм соотнесенности с культурой и в итоге, представляется нам как обобщенная форма различных репрезентаций. Наше взаимодействие с внешним миром тем разнообразнее, чем более широкий опыт успешной трансценденции, трансформации тела в телесность как содержания символов, мы имеем. Каждому возрасту, в данном случае я говорю о раннем периоде формирования самости по Д. Штерну, соответствуют определенные формы символического порядка, которые складываются в определенном возрасте, отражают определенный уровень абстракции и функционируют всю жизнь. Если развитие происходило «условно хорошо», тогда человек ощущает сложность и разнообразие мира, и он для него наполнен смыслом в различных своих проявлениях, так как он способен «перемещаться» из одной «реальности» в другую, меняя степень абстракции, поддерживая «адекватную» для каждой конкретной ситуации коммуникацию. Тогда выполняются предпосылки существования человека, понимающего этот мир… сращение человека с миром; мир сам содержит в себе предпосылки существования такого существа (Немировский и др., 2010) как личность. Тогда Человек создает Мир, а Мир – именно то качество бытия, которое преобразовано и создано Человеком (Рубинштейн, 1997).
Если на каком-то из этапов развития в соотнесенности с миром происходит «сбой», то символизация актуальных для данного возраста потребностей не происходит. Тогда образуется специфическая «брешь», которая заполняется различного рода компромиссными образованиями, которые в определенных случаях мы называем симптоматическими. Психика становится ригидной, человек ощущает ограниченность в доступных ему коммуникациях, необходимая для освоения многообразия мира смена уровней абстракций становится невозможной и воспринимается как ужас (Кафка, 2008. С. 62) или переживается как страх распада (Мамардашвили, 1996). Такой опыт человек стремится всячески исключить из своей жизни, ограничивая раскрытие своего потенциала, что приводит к ощущению пустоты, бессмысленности, одиночеству и изолированности от мира.
Представляется, что запятая между подлежащим и сказуемым является сигналом, обозначающим защиту от столкновения с непереносимым миром, при котором необходимы такие формы коммуникации, которые недоступны субъекту. Чаще всего это отражает специфику очень ранних соотнесенностей человека с миром культуры и в дальнейшем, как правило, затрудняет или делает невозможным реализоваться, найти смысл в близких отношениях и социальной деятельности одновременно. Человек оказывается перед вынужденным выбором.
Запятая в данном случае выступает как демаркационная линия между субъектом и миром, она свидетельствует о том, что определенные формы опыта для данного человека недоступны, они опасны, вызывают ужас и страх распада.
Изложенные рассуждения имеют значение для понимания содержания терапевтического процесса. Если встреча аналитика и пациента как точка соотнесенности последнего с культурой строится через «запятую», мы имеем дело с расщеплением, и тогда происходящее в кабинете отражает ситуацию, когда: если пациент говорит о себе, то не с вами, а если с вами, то не о себе.

Библиография
1. Винникотт Д. Переходные объекты и переходные явления: исследование первого «не- Я»-предмета. // Антология современного психоанализа. – М.: Изд-во Институт психологии РАН, 2000. – С. 186-201.
2. Винникотт.Д. Искажение Эго в терминах истинного и ложного Я. // Московский психотерапевтический журнал. – 2006. – № 1. – С. 5–20.
3. Есперенс, О. Философия грамматики. – М.: Издательство иностранной литературы, 1995, – 387 с.
4. Кафка, Д. Множественная реальность в клинической практике. Психиатрия и психоанализ. – М.: Thomas Books, 2008. – 244 с.
5. Немировский, К. Винникотт и Кохут: Новые перспективы в психоанализе, психотерапии и психиатрии: Интерсубъективность и сложные психические расстройства. – М.: Когито-Центр, 2010. – 217 с.
6. Мамардашвили, М.К. Необходимость себя. // Мамардашвили, М.К. Лекции. Статьи. Философские заметки. – М.: Лабиринт, 1996. – 432 с.
7. Рубинштейн, C.Л. Человек и мир. – М.: Педагогика, 1997. – 327 с.
8. Стерн, Д. Н. Межличностный мир ребенка: взгляд с точки зрения психоанализа и психологии развития. – СПб.: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 2006. – 376 с.
9. Соколов, С.Е. Творчество жизни. В поисках себя. // Вестник психоанализа. – СПб., 2009, – № 1, – С. 204-219.
10. Lichtenberg,J. Factors in the development of the sense of the object. // Journal of American Psychoanalytic Association. – 1979. – № 27. – P. 375-386.